Путешествие Кон-Тики - Страница 20

В Вашингтоне я встретился с перуанским морским атташе и имел от него рекомендательное письмо. На следующий день я отправился с этим письмом в морское министерство и попросил, чтобы меня принял морской министр Мануэль Нието. Он принимал по утрам в красивом зале министерства, сверкающем зеркалами и позолотой и обставленном в стиле ампир. Я немного подождал, а затем вошел министр в парадной форме, низкий коренастый офицер, непреклонный, как Наполеон, говоривший лаконично и точно. Он спросил, что мне надо, и я ответил, что прошу, чтобы меня допустили в военный порт для постройки деревянного плота.

— Молодой человек, — сказал министр, раздраженно барабаня пальцами по столу. — Вы толкаетесь не в те двери. Я с удовольствием помогу вам, но мне нужно разрешение министра иностранных дел; само собой разумеется, что я не могу допустить иностранцев на военную территорию и разрешить им пользоваться военными мастерскими. Обратитесь письменно к министру иностранных дел. Желаю удачи.

Я с ужасом подумал о бумажках, пересылаемых с места на место и исчезающих в канцелярских дебрях. Какое счастье было жить в грубую эпоху Кон-Тики, когда не существовало таких препятствий, как письменное заявление. Попасть лично к министру иностранных дел было значительно труднее. Норвегия не имела дипломатического представительства в Перу, и наш генеральный консул Бар, всегда готовый услужить, мог устроить мне свидание только с советником министерства иностранных дел. Я боялся, что дальше этого дело не пойдет. Теперь могло пригодиться письмо доктора Коена президенту республики. И я обратился к адъютанту президента Перу с просьбой об аудиенции у его превосходительства дона Хосе Бустаменте Ривера. Через несколько дней мне сообщили, что я должен быть во дворце к двенадцати часам.

Лима представляет собой современный город с полумиллионным населением; он раскинулся на зеленой равнине у подножия пустынных гор. По своей архитектуре, а также в не меньшей степени благодаря садам и бульварам он, без сомнения, является одной из самых красивых столиц в мире — уголком современной Ривьеры или Калифорнии, оживленным красочными постройками в старинном испанском стиле. Дворец президента находится в центре города и усиленно охраняется вооруженными часовыми в яркой форме. Получить аудиенцию в Перу — дело серьезное, и подавляющее большинство жителей видело президента только на экране кино. Солдаты с блестящими патронташами провели меня вверх по лестнице, а затем по длинному коридору; в конце его трое штатских проверили мои документы и записали меня в книгу; передо мной открыли массивную дубовую дверь, и я очутился в комнате, где стоял длинный стол и несколько рядов стульев. Там меня встретил какой-то мужчина в белом костюме, попросил меня сесть, а сам исчез. Через несколько секунд распахнулась широкая дверь, и меня пригласили войти в следующую комнату, обставленную с гораздо большей роскошью. Какая-то важная фигура в безупречном мундире двинулась навстречу мне.

«Президент», — подумал я и вытянулся в струнку. Но нет. Человек в роскошном золотом мундире предложил мне сесть в старинное кресло с прямой спинкой и исчез. Я не просидел на краешке кресла и минуты, как растворилась еще одна дверь и слуга с поклоном пригласил меня в большую великолепно украшенную, позолоченную комнату с позолоченной мебелью. Слуга исчез так же внезапно, как и появился, и я в одиночестве остался сидеть на старинном диване, рассматривая анфиладу пустых комнат с открытыми настежь дверями. Было так тихо, что я слышал, как кто-то приглушенно кашлял за несколько комнат от меня. Затем послышались приближающиеся твердые шаги, я вскочил и нерешительно поклонился важному господину в форме. Но нет, это тоже был не он. Из сказанного этим господином я понял, что президент шлет мне приветствия и что он скоро освободится, как только закончится заседание совета министров. Спустя десять минут твердые шаги снова нарушили тишину, и на этот раз в комнату вошел человек с золотыми аксельбантами и эполетами. Я стремительно вскочил с дивана и низко поклонился. Человек поклонился еще ниже и повел меня через несколько комнат и вверх по лестнице, устланной толстыми коврами. Он покинул меня в крохотной комнате, в которой стояли диван и кожаное кресло. Вошел мужчина небольшого роста, в белом костюме; я покорно стоял, ожидая, что он опять меня куда-нибудь поведет. Но он никуда меня не повел, только любезно поздоровался и остался на месте. Это был президент Бустаменте Риверо.

Президент знал по-английски вдвое больше, чем я по-испански; после того как мы обменялись приветствиями и он жестом пригласил меня сесть, наш совместный запас слов был исчерпан. Знаками и жестами можно сказать многое, но нельзя с их помощью получить разрешение на постройку плота в перуанском военном порту. Мне было ясно, что президент меня не понимает, а ему самому это было еще яснее, так как через некоторое время он вышел, а затем вернулся в сопровождении министра авиации. Министр авиации, генерал Ревередо был энергичный, атлетически сложенный мужчина в форме военно-воздушных сил с крылышками на груди. Он великолепно говорил по- английски с американским акцентом.

Я попросил извинить меня за недоразумение и сказал, что хотел бы получить разрешение допустить меня не на аэродром, а в военный порт. Генерал рассмеялся и объяснил, что его пригласили сюда лишь в качестве переводчика. Шаг за шагом моя теория была изложена президенту, который внимательно слушал и задавал при посредстве генерала Ревередо дельные вопросы. Под конец он сказал: