От всего шума проснулся, наконец, и Бенгт, и мы подсунули ему под нос фонарь и длинную рыбу. Он впросонках приподнялся в своем спальном мешке и торжественно изрек:
— Нет, такой рыбы не существует.
И с этими словами спокойно повернулся и снова заснул.
Бенгт заблуждался не очень сильно. Впоследствии выяснилось, что мы шестеро, сидевшие вокруг фонаря в бамбуковой каюте, были первыми людьми, которые увидели эту рыбу в живом состоянии. На побережье Южной Америки и островов Галапагос несколько раз находили только скелеты подобной рыбы; ихтиологи назвали ее Gempylus, или змеиной макрелью, и думали, что она живет на дне океана на большой глубине, так как никто не видел ее живой. Но если она и держалась на большой глубине, то во всяком случае только днем, когда солнце слепило ее большие глаза. Ибо в темные ночи змеиная макрель разгуливала по волнам; находясь на плоту, мы имели случай в этом убедиться.
Неделю спустя после того, как эта редкая рыба угодила в спальный мешок Торстейна, к нам явился другой посетитель. Опять было четыре часа утра, И молодая луна уже зашла, так что кругом стоял мрак, но звезды сверкали. Плот легко слушался руля, и когда моя вахта окончилась, я решил пройтись вдоль борта к носу, чтобы, передав смену, посмотреть, все ли в порядке. Как всегда у вахтенных, у меня вокруг пояса была обвязана веревка; с керосиновым фонарем в руке я осторожно шел вдоль крайнего бревна, чтобы обогнуть мачту. Бревно было мокрое и скользкое, и я пришел в ярость, когда кто-то совершенно неожиданно ухватился сзади за мою веревку и стал так дергать, что я чуть не потерял равновесие. Я гневно обернулся и посветил фонарем, но никого не увидел. Затем снова дернули за веревку, и я заметил, что на палубе что-то блестит и извивается. Это оказалась еще одна змеиная макрель; на этот раз она так глубоко вонзила свои зубы в веревку, что несколько зубов сломалось, прежде чем мне удалось освободить ее. По-видимому, свет фонаря падал на извивавшуюся белую веревку, и наша гостья из- глубины океана вцепилась в нее в надежде ухватить особенно длинный и изысканный лакомый кусок. Она окончила свои дни в банке с формалином.
Океан преподносит много сюрпризов тому, кто живет в квартире, расположенной на одном уровне с его поверхностью, и движется по нему медленно и бесшумно.
Случается, что охотник, который пробивался сквозь чащу леса, возвращается и говорит, что не видел никакой дичи. А другой охотник сидит на пне и ждет, и часто вокруг него начинают раздаваться шорохи и трески, и любопытные глаза выглядывают из зарослей. То же самое относится и к океану.
Обычно мы бороздим его, грохоча машинами и стуча поршнями, вспенивая воду вокруг носа корабля. Потом мы возвращаемся и говорим, что даже посреди океана не на что смотреть.
Когда мы плыли по океану, сидя у самой воды, не проходило дня, чтобы нас не навещали любознательные гости, которые сновали вокруг; некоторые из них, как, например, золотые макрели и лоцманы, так привыкли к нам, что сопровождали плот по океану, день и ночь крутясь возле него.
Когда наступала ночь и звезды мерцали в темном тропическом небе, вода вокруг нас начинала фосфоресцировать, соперничая своим сиянием со звездами. Каждый сверкающий планктонный организм так живо напоминал круглый раскаленный уголек, что мы невольно подбирали свои босые ноги, когда сверкающие шарики выбрасывало волнами на корму плота. Беря их в руки, мы могли различить, что это были ярко светящиеся гарнели. В такие ночи мы иногда пугались при виде двух круглых светящихся глаз, которые внезапно показывались из воды совеем рядом с плотом и смотрели на нас немигающим гипнотизирующим взглядом — быть может, это явился сам дух моря. Часто это были большие кальмары, которые появлялись из глубины и плавали на поверхности, сверкая в темноте дьявольскими зелеными глазами, напоминающими своим блеском фосфор. А иногда это были светящиеся глаза глубоководных рыб, которые подымались на поверхность только по ночам и неподвижно лежали, уставясь на нас, очарованные тусклым светом фонаря. Несколько раз, когда океан был спокоен, в черной воде вокруг плота вдруг появлялись круглые головы, имевшие в диаметре 60—90 сантиметров, которые, не шевелясь, смотрели на нас большими сверкающими глазами. Иной раз по ночам мы видели в воде светящиеся шары диаметром около метра, которые загорались через неправильные промежутки времени, напоминая вспыхивавшие на одно мгновение электрические лампочки.
Постепенно мы привыкли к этим подземным, или, вернее, подводным, существам, которые жили под нами, и все-таки каждый раз удивлялись, когда появлялась новая разновидность. Однажды облачной ночью около двух часов, когда рулевой с трудом мог отличить черную воду от черного неба, он заметил слабый свет под водой, который постепенно принял форму большого животного. Невозможно было определить, светился ли планктон на его теле, или фосфоресцировало само животное, но это мерцание в черной воде придавало призрачному существу неясные колеблющиеся очертания. Оно казалось то круглым, то овальным или треугольным, а затем вдруг разделилось на две части, каждая из которых стала независимо плавать взад и вперед под плотом. В конце концов этих больших светящихся призраков стало три, и они описывали под нами медленные круги. Это были настоящие чудовища, так как только видимая часть их имела в длину 6—8 метров; мы все поспешно выбежали на палубу и следили за призрачным танцем. Чудовища плыли за плотом, и это зрелище продолжалось несколько часов. Таинственные и бесшумные, наши светящиеся спутники держались довольно глубоко под водой, большей частью со стороны правого борта, где горел фонарь, но иногда они плыли прямо под плотом или появлялись с левой стороны. Судя по мерцанию света на их спинах, можно было предположить, что животные размером превосходили слонов, но это не были киты, так как они ни разу не поднялись на поверхность, чтобы подышать. Может быть, мы встретились с гигантскими скатами, которые меняют свою форму, если поворачиваются набок? Они не обращали никакого внимания, когда мы приближали фонарь к самой поверхности воды, стараясь выманить их наверх, чтобы можно было как следует рассмотреть.