Если мы ложились на край плота и свешивали голову в прозрачную воду, нижняя часть плота представлялась нам брюхом какого-то морского чудовища; рулевое весло походило на хвост, а кили выступали наподобие тупых плавников. И между ними друг подле друга плавали все усыновленные нами лоцманы, которые не обращали никакого внимания на пускавшие пузыри головы людей; разве только Одна-две рыбешки быстро шарахались в сторону и тыкались нам в нос, чтобы затем опять спокойно вильнуть обратно и занять свое место в рядах неутомимых пловцов.
Наши лоцманы патрулировали двумя отрядами: большая часть плавала между килями, остальные изящным веерообразным строем держались перед самым носом плота. Время от времени они стремительно бросались в сторону, чтобы схватить какую-нибудь съедобную безделицу, проплывавшую мимо; а после наших трапез, когда мы мыли за бортом посуду, могло показаться, что вместе с объедками мы высыпали в воду целый сигаретный ящик полосатых лоцманов. Они не пропускали ни одного кусочка, не исследовав его, и если он был не растительного происхождения, то немедленно проглатывался. Эти забавные рыбки ютились под нашим крылышком с такой детской доверчивостью, что мы, подобно акулам, испытывали по отношению к ним какое-то отцовское покровительственное чувство. Лоцманы стали морскими любимцами «Кон-Тики», и было установлено «табу», запрещавшее трогать их.
Среди нашей свиты были, конечно, лоцманы, не вышедшие еще из детского возраста, ибо они имели в длину немногим больше двух сантиметров, тогда как большинство было длиной сантиметров в пятнадцать. Когда китовая акула, после того как гарпун Эрика вонзился в ее череп, умчалась с молниеносной быстротой, некоторые из сопровождавших ее лоцманов перешли на сторону победителя; они были длиной в шестьдесят сантиметров. Вскоре после ряда побед за «Кон-Тики» следовало 40—50 лоцманов, и многим из них так понравилось спокойное плавание и ежедневные объедки, что они сопровождали нас на протяжении тысяч миль.
Но иногда лоцманы оказывались вероломными. Однажды во время вахты у руля я обратил внимание на то, что к югу от нас вода внезапно забурлила, и увидел огромную стаю золотых макрелей, которые, подобно блестящим торпедам, неслись к нам. Обычно они приближались, мирно играя, то подскакивая, то шлепаясь обратно в воду плоскими боками; на этот раз они неслись с бешеной скоростью больше по воздуху, чем по воде. Синяя зыбь была взбита в белую пену судорожными движениями беспорядочно мчавшихся беглецов, а за ними, как быстроходный моторный катер, зигзагами мчалась чья-то черная спина. Золотые макрели отчаянными скачками приблизились к самому плоту; здесь они нырнули и, тесно сбившись стаей чуть не в сотню штук, метнулись к востоку, так что все море у нас за кормой засверкало яркими красками. Блестящая спина преследователя наполовину выступила над поверхностью воды, описав изящную кривую, нырнула под плот и понеслась, как торпеда, за стаей золотых макрелей. Это была дьявольски здоровенная голубая акула, длиной, пожалуй, около шести метров. Когда она исчезла, с ней ушла и часть наших лоцманов. Они нашли более привлекательного морского героя и решили присоединиться к нему.
По мнению специалистов, из всех морских животных больше всего нам следовало опасаться кальмаров, так как они могли забраться на плот. В Национальном географическом обществе в Вашингтоне нам показали отчеты и драматические снимки, сделанные при вспышках магния: из снимков явствовало, что один из районов течения Гумбольдта очень часто посещается чудовищными кальмарами, по ночам выплывающими на поверхность океана. Они так прожорливы, что если один из них вцепится в кусок мяса и окажется пойманным на крючок, немедленно появляется другой и начинает поедать своего плененного родича. У них такие щупальца, что с их помощью они приканчивают крупную акулу и оставляют безобразные рубцы на теле больших китов; а между щупальцами у них спрятан дьявольский клюв, не уступающий орлиному. Нам напоминали, что кальмары часто лежат на воде со светящимися в темноте глазами и что своими длинными щупальцами они могут проникнуть во все уголки плота, если даже им будет лень вскарабкаться на самый плот. Нам вовсе не улыбалась перспектива почувствовать, как холодные щупальца сжимают нам ночью шею и вытаскивают из спальных мешков; поэтому на случай, если бы мы вдруг проснулись от прикосновения щупалец, мы захватили с собой тяжелые ножи-мачете, по одному на каждого. Мысль о кальмарах сильнее всего тревожила нас перед отплытием, в особенности после того, как океанографы в Перу заговорили с нами на ту же тему и продемонстрировали карту, на которой наиболее опасный участок был отмечен как раз в самом течении Гумбольдта.
Долгое время мы не замечали никаких признаков этих моллюсков ни на плоту, ни в океане. Но вот однажды утром мы получили первое предупреждение, что они находятся в этих водах. Когда взошло солнце, мы обнаружили на плоту отродье кальмара в виде маленького детеныша величиной с кошку. Ночью он без всякой посторонней помощи взобрался на палубу и теперь лежал мертвый, обвив щупальцами бамбуковую жердь перед дверью каюты. Густая чернильно-черная жидкость растеклась по бамбуковой палубе и образовала лужицу вокруг кальмара. Мы исписали несколько страниц в судовом журнале этими чернилами, которые напоминали черную тушь, а затем выбросили труп детеныша за борт на радость золотым макрелям.
Мы сочли, что это незначительное происшествие предвещает появление более крупных ночных посетителей. Если детеныш мог забраться на плот, то его голодный родитель, без сомнения, способен на то же. Наши предки испытывали, вероятно, такое же чувство, когда они плавали на своих кораблях в эпоху викингов и думали о духе моря. Но следующее событие совершенно сбило нас с толку. Как-то утром мы обнаружили на коньке нашей крыши из пальмовых листьев молодого кальмара еще меньших размеров. Это сильно нас озадачило. Он не мог сам влезть туда, так как чернильные пятна виднелись только вокруг него, посредине крыши. Его не могла уронить туда морская птица, так как на нем не было никаких повреждений или следов от клюва. Мы пришли к выводу, что его забросило на крышу волной, захлестнувшей плот, хотя ни один из вахтенных не помнил, чтобы ночью была такая волна. Проходила одна ночь за другой, и мы регулярно находили на плоту новых молодых кальмаров, самый маленький из которых был величиной со средний палец.