Итак, я занимался раскопками в Британской Колумбии, отыскивая рисунки на камне в древнем полинезийском стиле в местах, где жили северо-западные индейцы. В это время немцы вторглись в Норвегию.
Напра-во, нале-во, кру-гом. Мытье лестниц в казарме, чистка ботинок, школа радиосвязи, парашют и, наконец, Мурманский конвой и плавание к берегам Финмаркена, где в течение всей беспросветной зимы в отсутствие солнца-бога царил бог военной техники.
Наступил мир. И вот пришел день, когда я закончил обоснование своей теории. Я должен вынести ее на обсуждение специалистов-ученых. Для этого надо ехать в Америку.
Среди специалистов. — Камень преткновения. — В Доме моряков. — Последнее средство. — Клуб путешественников. — Новое снаряжение. — Я нахожу товарища. — Триумвират. — Один художник и два участника Сопротивления. — В Вашингтоне. — Совещание в военном министерстве. — В интендантское управление со списком пожеланий. — Финансовые проблемы. — Среди дипломатов в ООН. — Мы летим в Эквадор.
Итак, это началось у костра на острове Южного моря, где сидел старый полинезиец, рассказывая легенды и истории из жизни своего племени. Много лет спустя я сидел с другим стариком, на этот раз в темном кабинете на одном из последних этажей большого нью-йоркского музея.
Вокруг нас в хорошо монтированных стеклянных витринах лежали глиняные черепки давно прошедших, но уже изученных времен — путеводные нити в туманной древности. Стены были заставлены также книгами. Едва ли больше десяти человек прочли некоторые из них. Старик, который прочел все эти книги, а кое-какие из них написал, сидел за письменным столом — седой, добродушный старик. Но сейчас я, без сомнения, больно задел его, так как он испуганно вцепился в подлокотники своего кресла с таким выражением лица, словно я спутал все его карты.
— Нет! — произнес он, — Никогда!
Такой вид имел бы, вероятно, дед Мороз, если бы кто-нибудь осмелился при нем утверждать, что в следующем году рождество будет в Иванов день.
— Вы не правы, совершенно не правы, — повторял он и негодующе тряс головой, как бы отмахиваясь от нелепой идеи.
— Но вы еще не прочли моих доводов, — настаивал я, с надеждой указывая на рукопись, лежавшую на столе.
— Доводы! — воскликнул он. — Вы не имеете права относиться к этнографическим проблемам, как к детективной тайне!
— Почему нет? — спросил я. — Все мои выводы основаны на моих собственных наблюдениях и на фактах, описанных в науке.
— Задачи науки — чистое и не приукрашенное исследование, — спокойно сказал старик. — А не попытка доказать то или иное.
Он осторожно отодвинул нераскрытую рукопись в сторону и склонился над столом.
— Совершенно правильно, что Южная Америка была родиной некоторых самых любопытных древних цивилизации и что мы не знаем, кто были эти люди и куда они исчезли после пришествия к власти инков. Но одно мы знаем наверно — ни один из народов Южной Америки не переселился на острова Тихого океана.
Он испытующе посмотрел на меня и продолжал:
— И знаете почему? Ответ очень прост. Они не могли попасть туда. У них не было лодок!
— Но у них были плоты, — нерешительно возразил я. — Вы знаете, плоты из бальсового дерева.
Старый ученый улыбнулся и спокойно сказал:
— Ну, попытайтесь совершить путешествие из Перу к островам Тихого океана на плоту из бальсовых деревьев.
Я не нашелся, что возразить. Становилось поздно. Мы оба встали. Старый ученый, прощаясь, добродушно похлопал меня по плечу и сказал, что всегда готов к моим услугам, если мне понадобится помощь.
Но в будущем я должен специализироваться либо на Полинезии, либо на Америке и не смешивать двух различных антропологических областей. Он снова склонился над столом.
— Вы забыли это, — произнес он и протянул мою рукопись.
Я бросил взгляд на название: «Полинезия и Америка; исследование доисторических связей». Я сунул рукопись под мышку, уныло побрел вниз по лестнице и, выйдя на улицу, смешался с толпой.
В этот вечер я Отправился в один из тихих закоулков в Гринвич Вилледж и постучался у дверей старого одноэтажного дома. Я любил приходить сюда со своими маленькими проблемами, когда чувствовал, что они начинают лишать меня душевного равновесия.
Щуплый человечек с длинным носом чуть-чуть приоткрыл дверь, а затем с широкой улыбкой на лице распахнул ее настежь и буквально втащил меня в дом. Он провел меня прямо в маленькую кухню и сразу же впряг в работу, заставив носить тарелки и вилки, между тем как он сам удваивал порцию какого-то кушанья, которое, издавая аппетитный запах, жарилось на газовой плите.
— Очень мило, что вы зашли. Как дела?
— Отвратительно, — ответил я. — Никто не хочет читать рукопись.
Он разложил свою стряпню по тарелкам, и мы принялись за еду.
— Похоже на то, — заметил он. — что все, у кого вы были, считают вашу идею преходящей фантазией. Знаете, здесь, в Америке часто сталкиваешься со множеством самых курьезных идей.
— Дело не только в этом, — сказал я.
— Конечно, — согласился хозяин. — И в нашем подходе к вопросу. Они специалисты все без исключения и они не верят в метод работы, который вторгается во все специальности — от ботаники до археологии. Они ограничивают поле своей деятельности, чтобы не разбрасываться и углубленно изучать вопрос во всех подробностях. Современная наука требует, чтобы каждая специальность рылась в своей собственной ямке. Никто не привык заниматься разборкой и сопоставлением того, что добыто из разных ямок.