Путешествие Кон-Тики - Страница 62

Мы повернули рулевое весло, хотя хорошо знали, что это бесполезно. В половине седьмого солнце взошло над океаном и стало подниматься прямо вверх, как это всегда бывает в тропиках. Остров находился от нас на расстоянии нескольких миль и представлялся нашему взгляду в виде еле выступавшей из воды полоски леса вдоль горизонта. Деревья тесно стояли за узкой светлой лентой берега, который был так низок, что через правильные промежутки времени скрывался за волнами. Согласно определениям Эрика, это был Пука-Пука, самый крайний остров архипелага Туамоту. «Лоция Тихого океана 1940 года», две наши карты и наблюдения Эрика давали четыре различных варианта координат этого острова, но так как вблизи никакой другой земли не существовало, то мы не могли сомневаться, что остров, который мы видели, был Пука-Пука.

Никто из нас не предавался бурным излияниям. Мы подтянули парус, повернули весло и молча стояли на палубе или на верхушке мачты, всматриваясь в землю, которая внезапно появилась посреди беспредельного всеобъемлющего океана. Наконец-то мы воочию убедились в том, что все эти месяцы действительно двигались, а не просто качались на волнах в центре одного и того же извечного, окаймленного горизонтом круга. Впрочем, нам казалось, что мы видим какой-то плавающий остров, неожиданно очутившийся среди синего пустынного океана, в центре которого находилось наше постоянное местожительство, и что этот остров медленно плыл по нашим владениям, направляясь к востоку. Нас всех охватило чувство глубокого удовлетворения и покоя от сознания, что мы действительно достигли Полинезии; но к этому чувству примешивалось легкое мимолетное разочарование оттого, что мы были вынуждены беспомощно смотреть на возникший перед нами, как мираж, остров и продолжать наш бесконечный путь по океану на запад.

Сразу после восхода солнца над вершинами деревьев в левой части острова поднялся густой черный столб дыма. Мы следили за ним и думали про себя, что островитяне проснулись и готовят себе завтрак. Тогда нам не пришло в голову, что жители нас заметили со своих наблюдательных постов и подавали дымом сигналы, приглашая нас высадиться. Около семи часов до нас донесся легкий запах горящего пальмового дерева, который щекотал наши просоленные ноздри Во мне он сразу пробудил дремавшие воспоминания о костре на берегу Фату-Хивы. Спустя полчаса мы уловили запахи леса и свежесрубленного дерева. Остров стал постепенно отдаляться, теперь он находился за кормой, и время от времени с него долетали до нас легкие дуновения ветра. В течение четверти часа Герман и я стояли, вцепившись в верхушку мачты, и жадно впитывали в себя теплый запах листьев и зелени. Это была Полинезия — восхитительный, роскошный запах суши после девяноста трех соленых дней среди волн. Бенгт уже снова храпел в своем спальном мешке. Эрик и Торстейн лежали на спине в каюте, размышляя, а Кнут то и дело выбегал на палубу понюхать запах листьев, а затем что-то писал в своем дневнике.

В половине девятого Пука-Пука погрузился в океан позади нас, но еще до одиннадцати часов с верхушки мачты мы могли видеть бледную голубую полоску над восточным горизонтом. Потом и она пропала, и только высокое кучево-дождевое облако, неподвижно висевшее в небе, показывало нам, где находится Пука-Пука. Птицы исчезли. Они предпочитают держаться наветренной стороны острова, чтобы ветер помогал им, когда они будут вечером возвращаться домой с полным желудком. Золотых макрелей также почти не было видно, и нас сопровождало только несколько лоцманов, плывших под плотом.

В этот вечер Бенгт сказал, что он мечтает о столе и стуле, ибо читать, лежа то на спине, то на животе, очень утомительно. Впрочем, он рад, что нам не удалось пристать к берегу, так как он не успел еще прочесть три книги. Торстейну неожиданно захотелось яблок. А я сам проснулся ночью от совершенно отчетливого восхитительного запаха бифштекса с луком. Но оказалось, что так пахнет грязная рубаха.

На следующее утро мы увидели два новых облака, которые поднимались у горизонта, напоминая дым двух паровозов. По карте мы смогли установить, что коралловые острова, над которыми эти облака возвышались, называются Фангахина и Ангатау. Ветер дул так, что облако над Ангатау находилось от нас в более благоприятном направлении; поэтому, крепко привязав весло, мы взяли курс на Ангатау и стали наслаждаться изумительным покоем и тишиной Тихого океана. В хорошую погоду жизнь на бамбуковой палубе «Кон-Тики» была очень приятна, и мы жадно впитывали в себя всё ощущения, уверенные в близком окончании нашего путешествия, что бы ни ждало нас впереди.

В течение трех суток мы шли в направлении облака над Ангатау; погода стояла великолепная, рулевое весло само вело нас по курсу, и течение не выкидывало никаких шуток. На утро четвертого дня Торстейн в шесть часов сменил на вахте Германа, тот сказал ему, что он при свете луны как будто видел очертания низкого острова. Когда вскоре взошло солнце, Торстейн просунул голову в дверь каюты и крикнул:

— Впереди земля!

Мы все бросились на палубу, и то, что мы увидели, заставило нас поднять все наши флаги. Первым взлетел на корме норвежский флаг, за ним на верхушке мачты — французский, так как мы приближались к французской колонии. Вскоре вся наша коллекция флагов развевалась на свежем пассатном ветре — американский, английский, перуанский и шведский, не считая флага Клуба путешественников. Теперь никто из нас не мог сомневаться, что «Кон-Тики» одет как следует. На этот раз положение острова было идеальным — прямо по нашему курсу и несколько дальше от нас, чем Пука-Пука, когда он возник перед нами на утренней заре четыре дня тому назад. Лишь только солнце поднялось на небе позади нас, мы увидели высоко в туманном небе над островом светло-зеленое мерцание. Это было отражение тихой зеленой лагуны внутри кольца из рифов. Над некоторыми низкими атоллами такие миражи стоят в воздухе на высоте нескольких тысяч метров, и первобытные мореплаватели видели эти отражения за много дней до того, как сам остров показывался на горизонте.