Путешествие Кон-Тики - Страница 17

А затем начался дождь. Сначала небольшой, но вскоре он забарабанил по нашему «виллису» изо всех сил: отовсюду с гор мчались потоки воды шоколадного цвета. Мы тоже чуть не плыли, спускаясь с сухого горного плато в совершенно другой мир, в котором все — и камень, и дерево, и глина — было одето мягким, пропитанным влагой покровом из мха и дерна. Вокруг росли большие листья; иногда они увеличивались до гигантских размеров и свисали, как зеленые зонтики, обдавая брызгами склоны гор. Затем появились первые редкие гонцы тропического леса, с которых длинной бахромой свисали мох и лианы. По. всюду слышалось журчание и плеск воды. По мере того как спуск становился более пологим, джунгли быстро стали обступать нас все теснее; наконец армия зеленых исполинов поглотила наш маленький «виллис», который медленно двигался, поднимая фонтаны брызг, по совершенно размокшей глинистой дороге. Воздух был влажный и теплый, тяжелый от наполнявших его ароматов растений.

Стало уже темно, когда мы на склоне хребта достигли кучки хижин, покрытых пальмовыми листьями. Совершенно промокшие под теплым дождем, мы вылезли из машины, чтобы провести ночь под крышей. Полчища блох, напавшие на нас в хижине, мы назавтра утопили в дожде. Нагруженный бананами и другими южными фруктами, наш «виллис» продолжал свой путь сквозь джунгли все ниже и ниже, хотя нам казалось, что мы уже давно достигли конца спуска. Грязь становилась более вязкой, но мы продолжали беспрепятственно двигаться, а разбойники пока не обнаруживали своего присутствия.

Лишь тогда, когда широкая мутная река, катившая свои воды сквозь джунгли, преградила нам дорогу, «виллис» остановился. Мы прочно застряли, так как берег и вверх и вниз по реке был совершенно непроходим. На небольшой прогалине стояла хижина, возле которой несколько метисов развешивали шкуру ягуара на залитой солнцем стене, а собаки и куры барахтались в грязи и забавлялись тем, что взбирались на кучи бобов какао, рассыпанных для просушки на солнце. Когда «виллис», то и дело застревая в грязи, приблизился к хижине, все сорвались со своих мест; метисы, говорившие по-испански, сообщили, что эта река называется Паленке, а Киведо находится на том берегу, как раз напротив. Никакого моста здесь не было, река быстрая и глубокая, но они готовы переправить нас вместе с автомобилем на плоту. Это курьезное сооружение лежало на берегу у самой воды. Кривые бревна — толщиною некоторые с руку, а некоторые с ногу — были скреплены между собой растительными волокнами и побегами бамбука, образуя шаткий плот, вдвое длиннее и вдвое шире нашего «виллиса». Подложив по доске под каждое колесо и с волнением ожидая, что из этого выйдет, мы втащили машину на бревна; хотя большая часть из них погрузилась в мутную воду, все-таки плот выдерживал «виллис», и нас, и четырех полуголых мужчин шоколадного цвета, которые длинными шестами отталкивали плот от берега.

— Бальса? — в один голос спросили Герман и я.

— Бальса, — подтвердил один из парней, непочтительно пнув ногой бревна.

Течение подхватило нас и понесло вниз по реке; время от времени мужчины налегали на свои шесты и удерживали плот в нужном направлении; мы пересекли реку наискось и очутились в более спокойной воде у того берега. Такова была наша первая встреча с бальсовым деревом и первое плавание на бальсовом плоту. Мы благополучно пристали к противоположному берегу и торжественно въехали в Киведо. Два ряда просмоленных бревенчатых домов с пальмовыми крышами, на которых неподвижно сидели грифы, образовывали что-то вроде улицы, и это был весь поселок. Жители бросили свои занятия, и все, черные и коричневые, молодые и старые, высыпали кто из дверей, кто из окон. Они мчались навстречу «виллису» — грозная шумная человеческая волна. Они окружили автомобиль со всех сторон, карабкались в него и подлезали под него. Мы крепко держали свои пожитки, между тем как Агурто отчаянно крутил руль. Затем одна из шин получила прокол, и «виллис» опустился на одно колесо. Мы прибыли в Киведо и должны были претерпеть церемонию приветственных объятий.

Плантация дона Федерико находилась немного дальше вниз по реке. Когда «виллис» с Агурто, Германом и мною появился, ныряя по ухабам, на дорожке среди манговых деревьев, худощавый старый житель джунглей быстро зашагал нам навстречу. Его сопровождал племянник, Анхело, юноша, который жил с ним в лесу. Мы передали письмо от дона Густаво, и вскоре наш «виллис» стоял один во дворе. Тем временем над джунглями разразился освежающий тропический ливень. В доме дона Федерико нас ждал праздничный обед. Цыплята и молочные поросята, потрескивая, жарились на открытом огне, а мы сидели вокруг стола, заваленного тропическими фруктами, и объясняли цель своего приезда. Через затянутые сеткой окна до нас доносился шум тропического дождя и теплый сладкий запах цветущих растений.

Дон Федерико оживился, как мальчик. Ну, конечно, он видел бальсовые плоты, когда был еще ребенком. Пятьдесят лет назад, когда он жил внизу, на побережье, индейцы из Перу частенько приплывали в Гуаякиль для продажи рыбы на больших бальсовых плотах, шедших под парусом вдоль берега. Они привозили несколько тонн сушеной рыбы, загружая ею бамбуковую каюту, стоявшую посредине плота, или же с ними приплывали жены, и дети, и собаки, и домашняя птица. Такие большие бальсовые деревья, какие они употребляли для постройки плотов, теперь во время дождей найти будет трудно, так как добраться даже верхом на лошади до бальсовых плантаций, находящихся наверху в лесах, невозможно из-за половодья и непролазной грязи. Но Дон Федерико сделает все, что в его силах; быть может, найдется несколько деревьев в лесу недалеко от бунгало, а нам нужно ведь не так много.