В нескольких местах, где между бревнами имелись большие щели, мы просунули толстые сосновые доски, всего пять штук, которые уходили в воду на полтора метра поперечной кромкой вниз под прямым углом к плоту. Они были расположены без всякой системы, имели в толщину двадцать пять миллиметров, а в ширину шестьдесят сантиметров. Они удерживались на месте с помощью клиньев и веревок и служили в качестве маленьких параллельных килей, или швертов. Такого рода кили существовали на всех бальсовых плотах во времена инков задолго до открытия Америки и предназначались для того, чтобы предохранить плоские деревянные плоты от сноса ветром и течением. Никаких поручней или ограждений вокруг плота мы не устроили, но вдоль каждого борта было положено длинное тонкое бальсовое бревно, которое обеспечивало твердую опору для ног.
Все сооружение представляло собой точную копию старинных перуанских и эквадорских судов, если не считать низкого фальшборта на носу, который, как впоследствии выяснилось, был совершенно не нужен. Что касается всяких деталей отделки, то мы, конечно, могли руководствоваться своим вкусом, если только это не отражалось на мореходных качествах нашего судна. Мы знали, что в недалеком будущем плот будет представлять собой весь наш мир и что поэтому любая мелочь нашего устройства с каждой неделей, проведенной на плоту, будет приобретать все большее значение.
Поэтому мы постарались придать нашей маленькой палубе возможно более разнообразный вид. Бамбуковый настил покрывал не весь плот: он тянулся лишь перед бамбуковой каютой и вдоль правой открытой стороны ее. Слева от каюты было что-то вроде заднего двора, заставленного крепко привязанными ящиками и предметами снаряжения; между ними и краем плота оставался лишь узкий проход. Спереди на носу и на корме, вплоть до задней стены каюты, девять огромных бревен не имели никакого настила. Таким образом, когда мы хотели обойти вокруг бамбуковой каюты, мы должны были с желтого бамбукового настила и плетеных циновок перешагнуть на круглые серые бревна на корме, а затем снова подняться на кучи груза, лежавшие с другой стороны. Расстояние было небольшое, но психологический эффект от преодоления каких-то препятствий вносил разнообразие и компенсировал ограниченность пространства, в пределах которого мы могли двигаться. На верхушке мачты мы устроили деревянную площадку — не столько для того, чтобы иметь наблюдательный пункт, когда мы будем, наконец, приближаться к земле, сколько для того, чтобы влезть на нее во время пути и смотреть на океан под другим углом зрения.
Когда плот начал принимать более или менее законченный вид и покачивался среди военных кораблей, сверкая золотистыми стволами зрелого бамбука и зеленью листвы, сам морской министр приехал осмотреть нашу работу. Мы безмерно гордились своим судном — живым воспоминанием о временах инков, — стоявшим здесь, в окружении страшных военных кораблей. Но морской министр пришел в неописуемый ужас от того, что он увидел. Я был вызван в управление военного порта и должен был подписать документ, снимавший с морского министерства всякую ответственность за то, что мы построили в его порту. Меня вызвали также к начальнику порта Кальяо, и там я подписал другой документ, в котором говорилось, что в случае, если я с людьми и грузом покину порт на плоту, ответственность за это будет лежать всецело на мне. Через некоторое время военный порт было разрешено посетить группе иностранных морских специалистов и дипломатов. Их мнение было также малообнадеживающим, и через несколько дней меня вызвал к себе посол одной из великих держав.
— Ваши родители живы? — спросил он. И когда я ответил утвердительно, он взглянул мне прямо в глаза и произнес зловещим, замогильным голосом: — Ваши мать и отец будут очень опечалены, когда узнают о вашей смерти.
В качестве частного лица он просил меня отказаться от путешествия, пока еще не поздно. Один адмирал, который осматривал плот, сказал ему, что мы ни в коем случае не останемся в живых. Прежде всего размеры плота неправильны. Он настолько мал, что при сильном волнении перевернется; в то же время длина его такова, что нос и корма будут находиться на двух различных волнах, и хрупкие бальсовые бревна плота с людьми и грузом сломаются, не выдержав напряжения. И что еще хуже, крупнейший в стране экспортер бальсовых деревьев сказал ему, что пористые бальсовые бревна смогут проплыть по океану только четвертую часть нужного расстояния, а затем они совершенно пропитаются водой и затонут под нами.
Все это звучало невесело, но так как мы упорной настаивали на своем, то нам была подарена библия, чтобы мы захватили ее с собой в плавание. Вообще гoворя, специалисты, осматривавшие плот, мало обнадеживали нас. Штормы, а может быть и ураганы, смоют нас за борт и уничтожат низко сидящее открытое судно, которое окажется совершенно беспомощным и будет кружиться по океану по воле ветра и волн. Даже при обычном волнении нас постоянно будет заливать соленой водой, которая разъест кожу на ногах и испортит все, что будет находиться на плоту. Если суммировать все сказанное нам поочередно различными специалистами, то получалось, что во всем плоту не было ни одной веревки, ни одного узла, ни одного размера, ни одного куска дерева, которые не должны были бы послужить причиной нашей гибели в океане. Были заключены крупные пари относительно того, сколько дней продержится плот, а один легкомысленный морской атташе побился об заклад на все количество виски, которые смогут выпить участники экспедиции до конца своей жизни, если они благополучно достигнут какого-нибудь острова в Южном море.