Путешествие Кон-Тики - Страница 24


К оглавлению

24

Хуже всего было, когда в гавань зашло норвежское судно и мы привели капитана и нескольких из его самых опытных моряков в военный порт. Мы с нетерпением ждали их критических замечаний. И наше разочарование было очень велико, когда они все сошлись на том, что тупоносому неуклюжему плоту парус не принесет никакой пользы; капитан, кроме того, считал, что в том случае, если мы будем держаться на воде, понадобится год или два для того, чтобы наш плот, увлекаемый течением Гумбольдта, пересек океан. Боцман смотрел на наши крепления и качал головой. Мы можем не беспокоиться. Не пройдет и двух недель, как все веревки перетрутся и плот развалится, ибо в море большие бревна будут все время двигаться вверх и вниз и тереться друг о друга. Если мы не заменим наши веревки стальными тросами или цепями, мы можем спокойно укладывать чемоданы и ехать домой.

Эти доводы трудно было опровергнуть. Если хоть один из них окажется правильным, то у нас нет никаких шансов на успех. Боюсь, что я не раз спрашивал себя, знаем ли мы, что делаем. Сам я ничего не мог возразить против этих предостережений, так как не был моряком. Но у меня оставался единственный козырь на руках, на котором было основано все наше предприятие. В глубине души я все время был уверен, что доисторическая цивилизация распространилась из Перу на острова Тихого океана в ту эпоху, когда плоты, подобные нашему, были единственными судами на этом побережье. Отсюда я умозаключал, что если бальсовые деревья плавали и крепления держались у Кон-Тики в 500 году нашей эры, то они будут так же вести себя и теперь, коль скоро мы, не мудрствуя лукаво, построили свой плот точно по образцу его плота. Бенгт и Герман полностью восприняли мою теорию, и пока специалисты оплакивали нас, ребята относились ко всему совершенно спокойно и прекрасно проводили время в Лиме. Как-то вечером Торстейн с тревогой спросил, меня, уверен ли я, что океанское течение идет в нужном направлении. Мы находились в это время в кино и любовались Дороти Ламур, которая вместе с гавайскими девушками танцевала в соломенной юбочке среди пальм на живописном островке Южного моря.

—   Сюда мы и должны направиться, — сказал Торстейн. — И мне жаль вас, если течение идет не так, как вы утверждаете!

Когда день отплытия стал приближаться, мы пошли в обычное паспортное бюро за получением разрешения на выезд из страны. Бенгт, как переводчик, стоял в очереди первым.

—   Ваша фамилия? — спросил церемонный маленький чиновник, подозрительно глядя поверх очков на огромную бороду Бенгта.

—   Бенгт Эммерик Даниельссон, — почтительно ответил Бенгт.

Чиновник заложил в пишущую машинку длинный бланк.

—   Каким пароходом вы прибыли в Перу?

—   Видите ли, — принялся объяснять Бенгт, нагнувшись к перепуганному маленькому человечку, — я прибыл не на пароходе, я приехал в Перу на челноке.

Онемев от удивления, чиновник посмотрел на Бенгта и напечатал «челнок» в соответствующей графе бланка.

—   А с каким пароходом вы покидаете Перу?

—   Опять же, видите ли, — вежливо произнес Бенгт, — я покидаю Перу не на пароходе, а на плоту.

—   Как бы не так! — сердито воскликнул чиновник и раздраженно вынул из машинки бланк. — Вы будете отвечать на мои вопросы как следует?

За несколько дней до отплытия продовольствие, вода и все наше снаряжение были погружены на плот. Мы взяли продовольствие на шесть человек на четыре месяца; оно состояло из армейских рационов, упакованных в небольшие прочные картонные коробки. Герману пришла в голову мысль разогреть асфальт и облить ровным слоем каждую коробку со всех сторон. После этого мы посыпали коробки песком, чтобы они не слиплись, и тесно сложили их под бамбуковой палубой, где они заняли все пространство между девятью тонкими ронжинами, которые поддерживали палубу.

Из кристально чистого источника, находившегося высоко в горах, мы наполнили пятьдесят шесть маленьких бидонов, в которые вошло около 1 100 литров питьевой воды. Бидоны мы также прочно пристроили между ронжинами так, чтобы вокруг них все время плескалась вода океана. На бамбуковой палубе мы привязали остальное снаряжение и большие плетеные корзины, наполненные фруктами и кокосовыми орехами.

Один угол бамбуковой каюты Кнут и Торстейн заняли под радиостанцию. В глубине каюты внизу между ронжинами мы поставили восемь ящиков, прочно прикрепив их к бревнам. Два ящика предназначались для научных инструментов и кинопленки, остальные шесть были предоставлены в наше распоряжение, по одному на каждого; это было намеком на то, что каждый может захватить с собой личных вещей столько, сколько поместится в его ящик. Эрик притащил несколько рулонов бумаги для рисования и гитару, и его ящик оказался так набит, что ему пришлось держать свои чулки в ящике Торстейна. Затем появились четыре матроса с ящиком Бенгта. Он не взял с собой ничего, кроме книг, но зато умудрился втиснуть в него 73 труда по социологии и этнографии. Поверх ящиков мы положили плетеные циновки и соломенные матрацы. Теперь мы были готовы к отплытию.

Прежде всего плот вывели на буксире за пределы военного порта и протащили на некоторое расстояние вокруг гавани, чтобы убедиться в правильном распределении груза; затем его отбуксировали через всю гавань к яхт-клубу. Там накануне нашего отплытия в присутствии приглашенных и других заинтересованных лиц должно было состояться «крещение» плота.

27 апреля был поднят норвежский флаг, а на рее развевались флаги иностранных государств, оказавших экспедиции практическую поддержку. Набережная была запружена людьми, которым хотелось посмотреть на церемонию «крещения» необыкновенного судна. Цвет кожи и черты лица многих из зрителей говорили о том, что их далекие предки плавали на бальсовых плотах вдоль этого берега. Но были здесь и потомки старинных испанских семейств во главе с представителями морского ведомства и правительства, а также послы Соединенных Штатов, Великобритании, Франции, Китая, Аргентины и Кубы, бывший губернатор английских колоний в Тихом океане, шведский и бельгийский посланники и, наконец, наши друзья из маленькой норвежской колонии во главе с генеральным консулом Баром. Толпа журналистов суетилась, щелкали киноаппараты; не хватало только духового оркестра и большого барабана. Нам всем было ясно одно: если плот рассыплется на части по выходе из гавани, мы предпочтем поплыть в Полинезию каждый на отдельном бревне, но не решимся вернуться назад.

24